«Наука должна взять на себя ответственность за то, как себя улучшать»
СEO Digiatal Science — о политике научных журналов, обществе и блокчейне
Зачем исследовать исследования, каким должно быть рецензирование работ и почему именно оно должно быть главным механизмом оценки ученых, в интервью Indicator.Ru рассказал генеральный директор компании Digital Science Дэниэл Хук.
— Даниэл, давайте начнем с очень общего вопроса. С какими главными проблемами сталкивается современная наука?
— Я много об этом думаю, потому что этот вопрос — тот, на который мы пытаемся дать ответ в Digital Science. Я думаю, одна из самых серьезных проблем, с которой мы сталкиваемся, — это доверие. Насколько люди внутри сообщества и вне его доверяют науке? С одной стороны, считается, что «ученые знают ответ» на все вопросы. Несколько лет назад в Великобритании было мероприятие, посвященное климату. Ученые поделились своими текущими исследованиями с широкой публикой и их общий вывод был таким: «Мы не знаем ответов». Для аудитории это — когнитивный диссонанс, потому что люди вне научного сообщества вообще не сталкиваются с самим процессом исследования, не знают, он занимает много времени и требует много сил. Людям преподносят уже готовый результат, факт. Но ведь на самом деле ни одна из проблем, «решенных» наукой, на самом деле не решена окончательно, — мы продолжаем работать, исследовать, углублять понимание. Так что нужно работать над отношениями между наукой и обществом. Это очень важная и трудная задача, потому речь идет не о простых идеях, которые можно легко объяснить. Но общество имеет право знать о науке, которую оно спонсирует путем выплаты налогов. Внутри научного сообщества эта задача зачастую не считается значимой, научные коммуникаторы стараются упростить все до уровня, который не передает сложности описываемого процесса. В итоге у людей складывается впечатление, что то, что делают ученые — довольно просто. Это одна из самых больших проблем, которая влияет на доверие людей к науке.
— Как это влияет на организацию науки, на ее финансирование?
— Если общество не доверяет науке, то правительству тяжело выделять на нее деньги. Если люди не доверяют ученым, почему они должны позволять тратить их деньги на науку? А ведь наука во многом определяет общественные изменения, экономическое благополучие и здравоохранение. Если научный процесс непонятен налогоплательщикам, и они решают прекратить спонсирование, они вредят сами себе в долгосрочной перспективе.
— Часто решения о спонсировании принимается государственными деятелями без всякого научного опыта. Он могут быть эффективными управленцами, но не разбираются в науке. Кто, как вы думаете, должен принимать такие решения? И что было бы, если сами ученые решали, какое направление достойно спонсирования на государственном уровне?
— Это очень сложный вопрос. Тут стоит сказать о нескольких вещах. В большинстве схем финансирования решение по конкретным проектам принимают все-таки ученые — процесс построен на экспертной оценке. Автор выдвигает заявку на грант, ее рассматривают другие ученые, их мнение передается комиссии, состоящей также из ученых, и она уже принимает решение о распределении денег. На более высоком уровне, когда определяются государственные программы и приоритеты развития, — да, обсуждение идет на бюрократическом или политическом языке. И вот эта связь между учеными и властью должна управляться запросами общества. Финансирование научных исследований без учета мнения общества, которое и выделяет средства, очень тяжелая задача.
В идеальном мире с бесконечным количеством денег ученых может быть сколько угодно много, и они могут проводить любые исследования. Доказано, что лучше всего ученые работают, когда их главная мотивация — любопытство. Но в реальном мире нам нужно видеть итог научных исследований. Нам нужна наука, которая влияет на что-то, не обязательно в финансовом плане, в любом — в общественном, культурном, экономическом. Результат научных исследований определяет приоритеты финансирования — неслучайно почти во всех странах больше всего средств выделяется на исследования, связанные со здоровьем.
Законодатели получают в этом процессе большую роль. Сложно сказать, каков должен быть баланс между политикой, общественным мнением и наукой. Бывает так, что средства выделяются на проекты со слабым научным обоснованием. Например, гомеопатия. Гомеопатические методы давно не признаются учеными, но, тем не менее, по-прежнему иногда получают финансирование. Суть научного метода заключается в том, что, прежде чем отвергнуть какую-то идею, нужно доказать, что она не работает. Гомеопатия уже давно прошла этот этап, но, например, в Великобритании гомеопатов лишили финансирования только совсем недавно. Я думаю, если бы отношения между общественным мнением и научным взглядом были бы быть налажены лучше, такого бы не произошло.
— Какие инициативы нужны для лучшей организации глобальной науки?
— Я думаю, главное — это сотрудничество. Организация науки всегда находится на довольно высоком уровне в таких крупных проектах как CERN. Но в более мелких проектах нет такого контроля, такой структуры, им еще есть, над чем работать. В частности, им следует задуматься, например, об уровне воспроизводимости полученных результатов. Убедиться, что научные исследования проводятся в должной степени открыто, что другие ученые могут использовать полученные результаты в своей работе, улучшать их. Ученым должно быть легко вступать в коллаборации, работать в разных странах, делиться результатами. Должна существовать инфраструктура, внутри которой удобно делиться результатами исследований. Все это я бы обозначил тремя факторами: открытость, воспроизводимость и сотрудничество. Это три ключевые концепции для улучшения организации мировой науки.
— Расскажите подробнее о недавно запущенном проекте Research on Research Institute.
— Мы работали над этим проектом около 18 месяцев совместно с Шеффилдским университетом, фондом Wellcome Trust и Лейденским университетом. Когда мы только начали работать вместе, мы хотели создать исследовательский институт, который усилит данные Digital Science с точки зрения аналитики. Все это — с помощью Шеффилдского университета и его наработок в области научной политики, фонда Wellcome Trust и их понимания принципов работы и проблем фондов, с помощью исследовательских возможностей Лейденского университета – мирового лидера в этой области. В итоге мы поняли, что часто работа ученых направлена на трансляцию результатов, например, медицинского открытия на практическую деятельность. Но при этом в самой исследовательской части работа ведется не так активно.
В мире проводят много мета-исследований (Research on Research), иногда их результаты применяют на практике, но в этой работе нет никакой структуры. Нет четкого подхода к тому, как транслировать мета-исследования на практику и улучшать исследовательскую деятельность. Исторически такой трансляцией занимались компании и сетевые проекты, но, вероятно, это не лучшее решение. Наука должна взять на себя ответственность за то, как себя улучшать. Сейчас отличный момент, чтобы создать исследовательский институт, который будет фокусироваться на передовых исследованиях, изучать их и развивать с целью улучшить исследовательскую деятельность.
— В России зачастую деятельность ученых оценивают деятельность по количеству публикаций. Эти количественные показатели нужны для грантов, отчетов и так далее. Но качество публикаций иногда очень низкое, ученые «нарезают салями», публикуются в мусорных журналах. Какими другими способами можно оценить результат научных исследований не в долгосрочной перспективе, а быстро? Или подсчет публикаций — хороший метод?
— Я вообще не любитель оценивать что-то по краткосрочным эффектам. Вся суть науки в том, что она имеет долгосрочное действие, любое крупное научное исследование «окупается» только через несколько лет. Сила, например, американской научной системы основана на вложениях, которые были сделаны в эпоху космической гонки в 1950-1960-х годах. Эти вложения привели к компьютерной революции 1980-х годов, а она в свою очередь привела к созданию интернета в конце 1990-х и сейчас подпитывает экономический рост благодаря онлайн-экономике. Этот процесс длился больше 60 лет. И такие примеры можно найти в любой области. Например, я занимался теоретической физикой, а именно — PT-симметричной квантовой физикой. Первая статья по этому направлению появилась в 1999 году, и тогда это была чисто теоретическая, математическая задача, было абсолютно непонятно, как она относится к реальному миру. Приблизительно в 2012 году ученые во время анализа теоретических работ за последние десятилетия поняли, что такая концепция может применяться в оптике. Затем появились впечатляющие результаты, связанные с той исходной теоретической работой, на этот раз в области фотоники и мета-материалов.
Говорить о качестве исследования тяжело, опираясь на количество публикаций и цитирований. Если люди делают качественное исследование, оно не обязательно попадет в лучший журнал. Недавно группа нобелевских лауреатов сделала заявление, сказав, что неважно, где вы публикуете свои статьи. Главное — что вы их публикуете, а значит, делитесь вашими знаниями с другими. Я с этим согласен.
Сложность тут в том, что нужно понять, что из всего того, что публикуется, качественно. Это можно оценить как раз по количеству цитирований.
— Статью могут много цитировать и из-за того, что она ошибочная.
— Да, конечно. Цитирование — показатель не качества, а внимания. Понимаете, как только мы начинаем оценивать науку формальным образом, мы создаем проблему. Ученые — умные люди. Когда им говорят, что будут что-то измерять и на основе этой оценки выдавать им деньги, они тут же находят способ, как оптимизировать эту оценку. В итоге лучший способ — прочитать статью. Но, например, в прошлом году в нашей базе данных Dimensions было пять миллионов публикаций — справиться с таким количеством никому непосильно.
— Когда у вас есть грант, который длится всего пару лет, как оценить качество работы?
— Для этого есть рецензирование. Мы должны доверять ученым в том, что они дадут честное мнение о работе их коллег. Процесс рецензирования должен быть организован на профессиональном уровне. Нельзя попросить небольшую комиссию прочитать все статьи, написанные по гранту, это слишком много работы. Частично рецензирование встроено в процесс публикации в журнале. Использование количества статей и их цитируемости в качестве критерия оценки работы ученых частично обосновано публикацией в качественных журналах с определенным уровнем рецензирования. Если спонсор хочет проверить качество исследования, иногда может подойти статистический подход: можно выбрать несколько случайных статьей и полностью их прочитать. Но я все же не эксперт в этой области.
— Какие цифровые технологии могут помочь решить эту проблему? Может ли Digital Science что-то предложить? Может, искусственный интеллект сможет читать статьи и оценивать их качество?
— Я не думаю, что мы можем создать инструменты, которые заменят ученых в процессе оценки. Искусственный интеллект — довольно трудная область. Искусственный интеллект похож на человеческий, но он более склонен к крайним решениям. Когда человек читает статью, подсознательно у него к ней есть некоторое предвзятое отношение: он видит, что какие-то идеи взяты у таких-то организаций, ему нравится или не нравится стиль написания. Если ему нравится стиль, он напишет более положительный отзыв. Но человек ошибочно предполагает, что искусственный интеллект не предвзят. Искусственный интеллект зависит от того, какие данные были «скормлены» алгоритму, поэтому у него тоже есть определенная предвзятость, и ее иногда обнаружить тяжелее, чем у человека. Я думаю, в некоторых областях рецензирования есть место искусственному интеллекту, но заменить человека невозможно. Я еще не видел алгоритма, которому бы я доверил вместо человека прочитать статью, понять ее и дать свое заключение.
— Почему Россия — приоритетное направление для Digital Science?
— Проект Digital Science появился из издательской компании Nature Publishing Group, сейчас нам уже 10 лет. Наша миссия немного поменялась за этот период. Изначально мы были нацелены на революцию в издательстве, на воплощение новых идей в области научных коммуникаций. Мы действительно стали партнерами для крупнейших мировых издателей, даем им возможность исследовать новые технологии, которые они считали слишком рискованными, чтобы продвигать их самостоятельно. Но еще за это десятилетие мы стали думать об исследованиях более целостно, задумались о том, как дать ученым инструменты для работы. Сегодня Digital Science во многом нацелена на то, чтобы дать науке (не отдельным исследователям, а исследовательской среде в целом) возможность работать эффективнее, а Россия традиционно играет значимую роль в научном мире в целом ряде областей.
— Еще вопрос о Research on Research Institute. Расскажите об инструментах, которые разрабатывает институт.
— Мы хотели, чтобы институт был устроен как коллаборация. Когда мы запустили проект, у нас было 50 фондов, с тех пор добавилось еще несколько. Мы ни в коем случае не хотим быть закрытыми и с радостью примем любой фонд, который захочет присоединиться к институту, при условии, что он разделит наш подход. Этот подход заключается в сотрудничестве: люди делятся идеями и мыслями, собираются, чтобы разобраться в различных сторонах и проблемах фондов в разных регионах, областях науки. На следующем этапе мы хотим подключить издателей, академические организации и самих ученых. Цель в том, чтобы изучить проблемы, с которыми сталкивается каждая из этих сторон в сложившейся экосистеме, и понять, можем ли мы найти способы, которые улучшат ситуацию, повысят эффективность работы. Мы дадим ученым возможность использовать наш продукт Dimensions — его мы, конечно, будем активно использовать в институте. Dimensions создавался, чтобы помогать исследователям создавать контекст: теперь они не просто находят статью в интернете, они сразу видят ряд других статей по этой области, видят людей, которые этим занимаются, видят, насколько эта область продвинута, до какой стадии она дошла. Это дает людям представление о том, что происходит вокруг статьи или конкретного ученого. Контекст — это важный принцип деятельности RoRI.
— Верите ли вы, что блокчейн может помочь в управлении наукой? Какое применение этой технологии для науки наиболее перспективно?
— Я думаю, блокчейн — это интересная технология. Подходит ли она для науки — это пока открытый вопрос. Но я считаю, что открытая наука имеет большое значение, и блокчейн обладает определенными качествами для того, чтобы поместить науку в открытый доступ. Он также подходит для задач, когда вам нужно убедиться, что люди понимают, что можно считать правдой и проверена ли информация. Невозможность подделки, идея смарт-контрактов — очень интересные темы для применения в науке. Я вижу применение блокчейна в рецензировании: если какая-то статья отрецензирована, вы сможете проследить весь ее путь вплоть до этого момента. Более того, это полезно, чтобы сам процесс рецензирования мог проходить не полностью открыто (потому что может быть необходимо защитить личные данные рецензентов, чтобы они были честными), но в то же время можно было отследить их работу.
Смарт-контракт может дать ученому возможность сказать: «Я хотел бы, чтобы рецензия на мою статью была опубликована», потом издатель и рецензент также выражают свое согласие, и тогда смарт-контракт разблокирует текст рецензии для широкой аудитории. Такая контрольная точка и множественные подписи смарт-контракта для разблокировки рецензии — это довольно интересные технологии.
Является ли блокчейн правильной реализацией этих идей или будет более эффективно реализовать их в формате обычной базы данных? Это хороший вопрос, но все же для нас важно, чтобы знания ученых всего мира были еще и распределены по всему миру, и эта идея согласуется с блокчейн-технологиями. Может быть, блокчейн — это не ответ на все вопросы, но у него определенно есть характеристики, которые могут быть интересны для науки.
— Смарт-контракты дадут рецензентам больше ответственности, потому что, если рецензия написана субъективно, ее автора всегда можно отследить.
— Это можно сделать и в существующей системе рецензирования. И, кстати, это — один из аргументов за открытое рецензирование. Проблема открытого рецензирования в том, что, если ученый находится в начале своей карьеры, ему может быть трудно публично спорить с кем-то более опытным. Так что для закрытого рецензирования тоже есть место. Но нужен некоторый механизм — сейчас его у нас нет, — который позволил бы открывать рецензию постфактум, если возникает такая необходимость и заинтересованные стороны согласны. Издатели и спонсирующие организации будут прислушиваться к такой информации. Еще более интересный случай — когда рецензия помогает автору доработать статью. В данном случае, я думаю, было бы очень хорошо, если бы рецензия была в открытом доступе вместе с самой статьей, чтобы люди лучше понимали процесс.
— Последний вопрос об открытом доступе. Сейчас он уже кажется неизбежным, даже крупные издательства это понимают. Но есть несколько возможных вариантов — «золотой», «зеленый», Plan S и так далее. Какой их них, на ваш взгляд, лучший?
— На мой взгляд, важно иметь несколько возможных вариантов для реализации открытого доступа. Я боюсь, что в конце концов останется только один вариант. Это может привести к различным патологиям в науке. Возьмем, например, Gold Open Access. Он требует плату за публикацию статьи. Это значит, что начинающие ученые, если их спонсоры не покрывают расходы на публикации, могут завершить свою карьеру или перейти в другую область исследований, где им будут давать деньги на публикации. Лично мне нравится модель Green Open Access — для тех, кто не может позволить себе оплатить публикацию. Мне нравится, что плата за публикацию может взиматься некоторыми издательствами — это даст им время на перестройку финансовой модели, чтобы они продолжили занимать свои позиции в науке. Есть другие бизнес-модели, и некоторые из издательств их сейчас тестируют. Например, Faculty of 1000 — модель, похожая на подписку. Фонды сотрудничают с F1000, подписываются на платформу, и все ученые, которые работают по грантам этого фонда, автоматически могут на ней публиковаться. Своего рода оптовая сделка, или сделка по подписке. Или, например, SCOAP3 — модель, которую организовал CERN. Большая часть статей по физике высоких энергий находится в открытом доступе, потому что SCOAP3 покрыла все необходимые расходы.
Так что разнообразие вариантов очень полезно. Я бы не хотел, чтобы мы сейчас останавливались на одной модели. Это будет иметь неожиданные и нежелательные последствия.
— Многие страны сейчас, тем не менее, выбирают какую-то одну модель. Но наука — дело общемировое, у нее не должно быть границ. Не приведет ли это к трудностям для международных научных проектов?
— Plan S — попытка объединить страны с похожим подходом. Это хороший эксперимент, который интересен и фондам, и институтам. Великобритания ведет довольно агрессивную политику в отношении открытого доступа, она настойчиво хочет, чтобы страны вводили режим открытого доступа. В Великобритании самый высокий процент публикаций открытого доступа в мире — около 53%. Некоторые ведущие организации Великобритании публикуют в открытом доступе до 70% статей. Это сделало Великобританию более конкурентоспособной на международной арене, потому что, если ты работаешь с британским ученым, есть большая вероятность, что ваша статья будет в открытом доступе. Это значит, ее прочитает больше людей.
— Вы не считаете, что мы все-таки должны определиться с тем, кто платит за публикацию?
— Я думаю, у издательств есть обоснованные переживания на этот счет. Project DEAL — доказательство тому. Издательствам нужно найти способ продолжать бизнес, но они могут сменить модель. Сложность, с которой сталкиваются издательства, в том, что разные страны делают разный вклад, в зависимости от того, читают они статьи или пишут. Любая система должна быть честной. Если есть маленькая страна, которая проводит небольшое количество исследований, но имеет возможность читать все статьи — это замечательно. Если вы платите только за публикацию своих статей, но имеете доступ ко всем — это выгодная для вас модель. Но, если страна производит много статей, то количество статей, которые она читает, будет непропорционально тому количеству, которое читает маленькая страна. Получится, что большая страна обеспечивает маленькую количеством статей, которые она публикует. Так что это неоднозначно и с политической точки зрения (нечестно по отношению к налогоплательщикам), и с точки зрения издательства (потому что они не хотят увеличивать неравномерность среди стран), и с точки зрения ученых (потому что им нужно иметь возможность публиковаться). В этом вопросе много социологии. И, я думаю, люди, которые занимаются, например Plan S или Project DEAL, очень хорошо знают об этой проблеме.
https://indicator.ru/humanitarian-science/interviyu-huk.htm?utm_source=i...